Dechire - Страница 3 - Казахстанский Форум Panik

глава 15. Vivre.

Быстро сбежав по лестнице вниз, парень распахнул дверь гостиной и улыбнулся, зайдя в ярко освещенную комнату... Посреди этого белого света резко выделялось черное «пятно», которым была девушка, танцующая перед декоративным прудиком... Электронный рояль наигрывал какую-то красивую и неизвестную мелодию, явно принадлежащую теме любви и ненависти... Окно было распахнуто, и легкий ветерок ласково трепал подол ее юбки... Остановившись в дверях, парень следил за каждым ее движением... Бесшумно подойдя к ней, он одной рукой обвил ее гибкий стан, другой провел по взметнувшейся в воздух белоснежной ножке... От неожиданности девушка вздрогнула, но тут же радостно повернула к нему голову... Обняв руками его шею, она опустила голову ему на грудь... И при новом взволнованном порыве музыки она резко отпрянула от него...
- Остановись, любовь моя, - радостно воскликнул парень. – У меня уже в глазах рябит.
Но девушка лишь усмехнулась, продолжив плясать... Радостному парню ничего не оставалось, как молча следить за изящным движением ее тела...
***
Когда Блэкхарт вышел из душа, девушка по-прежнему сидела на кровати с книгой в одной руке и горстью ягод в другой... Он уселся подле нее на полу... Осторожно взявшись обеими руками за запястье девушки, парень поднес ее ладонь к своим губам, слизывая с нее ягодный сок... От неожиданности девушка отдернула руку... Опустив книгу на прикроватный столик, она провела рукой по его мокрым волосам... По-прежнему сидя перед ней на корточках, парень крепко держал ее за бедра, целуя их... Запустив руки ей под рубашку, зубами он расстегивал пуговицы на ней... Сондра, улыбаясь, покачала головой и перевела взгляд на столик... Помимо книги, которую она туда положила, там стояли хрустальная чаша с медом и взбитые сливки... Проследив за ее взглядом, парень несколько настороженно взглянул на последние... И, собственно, не зря... В ту же минуту белый «крем» оказался у него на носу и щеках... Так он еще больше походил на удивленного ребенка, перепачкавшегося тортом... Возмущенный, он еще несколько мгновений просидел на корточках, обдумывая «план мести»... Затем резко прижал ее к кровати, нависнув над ней...
- Блэкхарт, не надо, пожалуйста, - тихо проговорила Сондра.
- Все еще боишься?
- Есть немного... Но ты ведь не боишься, - усмехнулась она, опрокинув его на подушки, и ухватилась за чашу с медом...
***
Проснувшись рано утром, парень недовольно ерзал в кровати... Рядом спокойно спала девушка, и он не решался встать с кровати, так как при этом несомненно потревожил бы ее сон... В то же время ему не давало покоя его липкое от меда тело... Наконец решившись, он осторожно перелез через нее и направился к двери... Нажав на ручку, Блэкхарт с удовольствием улицезрел душ...
Забравшись в кабинку, он настроил поток воды... Холодные капли ударяли по его плечам и лицу и струйками стекали по разгоряченному телу... Отдавшись их прохладе, парень закрыл глаза и не сразу заметил, что девушка, которую он все-таки задел, стоит сейчас в дверях, облокотившись о дверной косяк... Почувствовав на себе посторонний взгляд, Блэкхарт открыл глаза и смущенно вздрогнул, так как контраст холодных капель на горячем теле слишком возбудили его... Слегка очнувшись от покалывания капель, он все-таки смог разглядеть девушку... Тонкая, прозрачно-розовая ночнушка облегала ее тело... Язычок время от времени пробегал по леденцу в ее руках... Взгляд ее был прикован к стоящему члену парня, что заставило самого юношу шумно втянуть в себя воздух... Сондра усмехнулась и вновь провела языком по леденцу...
- Прекрати издеваться! - взмолился Блэкхарт. - У меня уже член болит от возбуждения.
- А ты меня стесняешься?- улыбнулась она, подойдя ближе.
- Мне нечего стесняться, - фыркнул парень, но тут же ошарашено взглянул вниз.
Девушка опустилась перед ним на колени, крепко сжав руками его бедра... Не видевшая страсти довольно продолжительное время плоть предательски поднялась, упершись в губы девушки... Парень закусил губу, сдерживая порыв и боясь быть непонятым... Но она лишь улыбнулась и обхватила губами напряженную плоть... Удивленный парень поскуливал от удовольствия, уцепившись руками за выступы в стене, чтобы не упасть... По телу пробежала судорога, когда кончик ее языка скользнул вдоль члена, задержавшись у головки, и Бонк прижался к стене, отдаваясь ласкам ее рта... Мышцы живота сводило желанием, ногти оставляли следы на стене... В этот момент он желал лишь одного - чтобы эта мука не прекращалась; хотел всегда чувствовать прикосновения ее горячих губ и холодного языка... Перед глазами все плыло, тело выгибалось на встречу ласкам... Следом девушка пустила в ход руки, которыми до сих пор сжимала его бедра... Поочередно то проводя по стволу члена языком, то нежно пробегая по нему быстрыми пальцами, она иногда отвлекалась и на яички... Предчувствуя скорый конец, парень подался вперед, но девушка резко отпустила его, позволяя отдышаться несколько секунд... Спустя несколько мгновений она продолжила свои ласки, и парень наконец кончил и, когда Сондра убрала губы с его члена, медленно сполз по стене вниз... Тяжело дыша, он прижал к себе девушку, облизнув ее перепачканные спермой губы...

Дом... спящий и тихий. В свете луны почти вымерший. Почти пустой. Темный и печальный, открывший все свои двери и окна. Тихая и пустынная комната. На голом полу, прислонившись к ножке рояля, сидел парень, обхватив руками колени. Вот уже прошло два дня как этот дом опустел от гостей и стал единым печальным целым со своим хозяином. Двери дома так и остались открытыми после того, как из него вышли последние друзья. Парня же не пригласили даже на похороны. Да он и сам никуда не хотел идти, и не выходил из своей комнаты в течение двух дней. В течение двух дней его мучили видения. Все те, кто погиб от его руки и по его приказу. Заснуть не получалось – во сне вспоминались самые изощренные убийства. Но и в реальности сон осуществлял свою зловещую миссию. Сон стал второй явью, и он же обратил его в безумие. Стены родного дома окрасились кровью. Даже в черной глади рояля для него проступали очертания смертников. Шарахнувшись от инструмента, он зажался в угол, но видения преследовали его везде. Кровь мерещилась даже на руках. Ветер отдавался в голове злобным воем призраков.
- Ты еще пожалеешь об этом, Блэкхарт! – раздался в голове до боли знакомый голос Скар.
До этого блуждающий взгляд парня резко остановился на противоположном углу, в коем стояла гильотина. Черт знает, как она тут очутилась, но парня на грани безумия это мало волновало. Поскальзываясь на крови, они подобрался к углу и, схватив оружие, ударил им по инструменту...
Внезапно в голове пронеслась мысль: «И некий дух пронесся пред лицом моим, и я почувствовал его легкое дуновение, и волосы мои встали дыбом». Он не помнил, откуда эти строки, помнил лишь, что их ему прочла Сондра. Откуда такая тревога, связанная с ее именем? Он точно не знал, но интуиция, зарожденная его ночными похождениями, еще ни разу его не подводила. Стены дома, пропитанные тоской, болью и кровью, в том числе и его собственной, давили на него, как ничто до этого. «Бледный, растерянный, потрясенный, слепой и дикий, подобно ночной птице, вспугнутой среди бела дня оравой ребят, он не понимал более, где он, что с ним, грезит он или видит все наяву». Он заглянул в свою душу, и ему показалось, что он сошел с ума. Собственно, он в этом не сомневался. И он бросился бежать.
То было бегство от всего: от природы, от жизни, от самого себя, от человека, от Бога... Порой он падал ничком на землю, и тогда тихие, беззвучные рыдания сотрясали его грудь. В такие моменты его одолевали страшные мысли. Он прозревал свою душу и содрогался. Он вспомнил всех тех несчастных, кому суждено было погибнуть от его руки. Лучший убийца Европы. Внезапно грудь его разорвал сатанинский хохот. Лучший, но не более чем трус. Его никто не мог найти лишь потому, что он скрывался в мире своих грез или наяву. Трус! И вот сейчас он так же бежит от всего, от всего, что было дорого. Казалось, весь его разум был повержен во прах и лежал в обломках, как сейчас лежала в пустынном доме некогда дорогая ему музыка.
Теперь он был далеко от города, но все эти мысли не отпускали его. Видение было в нем самом. Вой ветра усилился; зашелестели листья на деревьях, и ему показалось, что это в темноте стучат друг о друга скелеты повешенных на Монфоконе. Пригрезилось, что это ночной ветер бросает их друг на друга, и стук их цепей смешивается со стуком костей. Сил более бороться с безумием больше не осталось; ноги его подкосились, и он рухнул на мокрую от росы траву. Все вдруг перестало для него существовать, да он и сам перестал. Чего он хотел? Неужели раньше не был счастлив? У него была музыка, но даже в ней он всего лишь прятался от жизни. Неужели он действительно хотел прожить так всю жизнь? Осознав всю нелепость своей жизни, он поднял взор на то, чего боялся, - на порождение своего безумства, на виселицу. Тихий стон отчаяния сорвался с его губ, и все внутри перевернулось, когда пред собой он увидел девушку, тело которой, вздернутое на виселицу, билось в последних предсмертных судорогах под ее белой одеждой. Тут в нем оборвалось что-то, чего он доселе не знал, точнее, только думал, что знал. Но как далеко он был от истины!
Неужели для того, чтобы действительно любить, нужно стать безумцем? Неужто обязательно нужно потерять, чтобы понять, как это дорого? Она часто говорила ему, что любовь – это то, что по-настоящему можно испытать лишь однажды, что это то, ради чего стоит жить, что это чувство, превосходящее все другие по своей силе. Он ее не понимал. Для него это было просто чувство, не лучше и не хуже, чем другие. И тогда она прощала ему его непонятливость.
И вот сейчас он сидит на траве пред ее бездыханным телом и медленно, секунда за секундой, сходит с ума. Все то, о чем она так часто говорила, сейчас резкой и сильной волной распирало его изнутри. Он хотел кричать, но не мог издать ни звука; он не мог шелохнуться и почти не дышал и лишь ронял на бледные ладони слезы, не отводя взгляда от создания, которое смогло вернуть его к жизни. Что-то умерло в нем вместе с ней, но оставшееся так ревностно цеплялось за жизнь, что пойти против этого было невозможно. Нет ничего дороже человеческой жизни, но мы ведем себя так, словно есть что-то гораздо более ценное...

Парень снова проснулся в параллельной реальности, но на сей раз не для того, чтобы прятаться, а для того, чтобы покончить с этим... Резкий, холодный порыв ветра ворвался в открытое окно и пронзил и без того замерзшую кожу... Харт провел рукой по пустующему месту рядом с собой на кровати... Эта пустота не давала покоя, и он перевел взгляд на стены... Такие же мертвые, такие же холодные... Он медленно встал, почти сполз, с кровати... Взгляд упал на сверкающее в свете луны лезвие гильотины... Когда-то он полюбил и ее, но сейчас она была так же бесполезна, как музыка... Он не хотел боле защищаться, да уже и не от кого... Он медленно и тихо прошел по дому... Просто знал, что больше сюда он не вернется, как бы ни сложилась его судьба...
Босой, он вышел из дома, подстрекаемый неизвестно чем... Через некоторое время он осознал, что направляется к заброшенной часовне... Он шел туда неосознанно, просто по памяти... Просто чувствовал, что так надо...
« Tu, ora!» - гласила латинская надпись над входом... Это несколько развеселило его, ведь еще ни разу в жизни он этого не делал – не молился... Да он и не был уверен в том, что ему дозволено войти в святой храм... Но что-то подталкивало его войти туда... Глубоко вздохнув, он отворил ветхую деревянную дверь... В часовне было холодно и мрачно, ибо время оставило на ней свой след... Любой шорох отдавался от каменных стен, местами поросшими мхом, гулким эхом... Деревянные скамьи доживали свой век, угрожающе скрепя при сильном порыве ветра... Иконы покрылись плесенью, а о стеклах, некогда располагавшихся в рамах окон, сейчас напоминали лишь осколки на плитах... Порой на его пути возникали эти самые осколки, но он проходил по ним, не замечая боли от кровоточащих ссадин... Медленно и нерешительно он подошел к статуе Девы Марии...
- Credo in Deum... confiteor... – проговорил парень, и с этими словами пал на колени.
И в этот момент он действительно уверовал в Бога... действительно каялся... Склонив голову, он не смел поднять взор пусть даже на каменное изображение Богоматери...
- Аве Мария, прости меня... – вздохнув, начал он, - еще ни разу в жизни я так не нуждался в покаянии и отпущении грехов. Сам не знаю, когда все успело так поменяться и как музыкант превратился в убийцу. Все это было для меня сном, просто ночным кошмаром. Но так было лишь до того момента, когда я впервые тут очутился... когда впервые не смог выполнить приказ. Я был поглощен какой-то непонятной алчностью, жаждой превосходства. Но лишь до того момента, когда встретил ее. О Аве Мария, знаю, ее мне послала ты! Но, неразумный, я не принял ее любовь должным образом и потерял ее... Молю! Это было все, что я любил, - он развел руками, из глаз потекли слезы. – Музыка пала жертвой моего безумия. Сондра исчезла, и я схожу с ума от неизвестности... Боже правый, почему нету правды на земле? И все то, что я с такой ревностью хранил и, кажется, даже любил предназначено не мне?.. Хотя нет, теперь я точно знаю, что любил. Люблю. Я легко мог бы отдать за нее все, даже собственную жизнь, но она бы этого не приняла... слишком гордая. Знаю, что мне, чье имя запятнано кровью, молиться бесполезно. Но если б я не был на столько уверен в том, что рассвет для меня уже не наступит, я бы не оказался здесь. Услышь меня, Господи, - сейчас он обращался ко всем иконам часовни, и голос его почти срывался на крик, - спаси меня, Боже мой, ибо в глубокой трясине увяз я, и нет вблизи твердой опоры. За мои прегрешения ты ввергнул меня в недра и пучину морскую, и волны обступили меня. Но из глубин ада я взываю к тебе и молю, чтобы глас мой был услышан. Боже, я люблю ее, как никто другой! – он рухнул на ледяной пол, содрогаясь от рыданий, но тут же тихим, охрипшим голосом продолжил: - Аве Мария, спаси нашу жизнь и любовь.
Наконец он решился поднять взор на Богоматерь... Статуя мироточила...
Так он пролежал на холодных плитах несколько минут, а может и часов... Сейчас время шло для него бесконечно долго и мучительно... На душе стало легче от грехов, но неизвестность и предчувствие все сильнее давили на него...

Секунды тянулись все дольше... Они почти превратились в часы... Тишина давила на слух... Не слышно было даже как пробегает из угла в угол какой-нибудь грызун... Лунный свет просочился сквозь разбитые окна в часовню и ударил в глаза парня... За то время, которое «Блэкхарт» тут провел, лежа на плитах, холодных и мертвых, как сама часовня, и не издавая ни звука, он успел заснуть... Но ледяной свет луны, так резко павший ему на лицо, вырвал его из царства Морфея... Парень огляделся по сторонам, но все было по-прежнему... Только где-то в лесу несколько раз ухнула сова, но после этого все вновь стихло... Еще некоторое время он прислушивался к этой тишине, но так ничего и не услышал... Снова опустившись на плиты, он закрыл глаза и глубоко вздохнул... Казалось, он просто оглох... Но тогда он хотел бы и ослепнуть... Но и это вряд ли облегчило его страдания... Парень открыл глаза и уставился на свои руки... По ладоням еще сочилась кровь от порезов, оставленных осколками стекол... Он пошарил рукой на полу рядом с собой и поднял один из осколков... Но даже собственное отражение было ему противно... По бледным щекам растекся от слез черный карандаш... Несколько бессонных дней и ночей также оставили свой след...
- Неужели это все Бонк учудил? – пораженно проговорил Шайн.
- Н-да... Сильно же его жизнь трахнула, - высказался Ян.
Двери дома по-прежнему были открыты, но никто не видел, чтобы отсюда кто-то выходил. И это несколько насторожило проходивших мимо парней. Зайдя в гостиную, они нашли лишь обломки рояля. Светлые стены были покрыты кровавыми отпечатками ладоней. Видно было, что кто-то нарочито провел по стене рукой и, видимо, собственной кровью вывел на ней слово «Fatum», что в переводе с латинского означало «Судьба». Но самого хозяина нигде не было видно. Наконец Шайн опустил взгляд на пол, и к горлу подступила тошнота. Прочь из комнаты вела тонкая струйка крови. След ее пропадал лишь за дверью спальни, которая, соответственно, была заперта.
Резкий и громкий выстрел прорвал тишину, и заставил парня вскочить на ноги... Сердце почему-то дрогнуло, и он почти не заметил как оказался снаружи... Холодный свет луны ярко освещал заброшенное кладбище... Блэкхарт не раз бывал здесь, но сейчас, в этом мертвом свете, это место ужасало его... Где-то рядом щелкнул затвор, и, подняв взгляд, парень увидел в нескольких метрах от себя Скарлетт...
- А вот и сам виновник торжества, - насмешливо проговорила она.
- Скар... Снова хочешь меня убить?
- Зачем? Взгляни на себя. Ты и так издыхаешь... А вот она...
Скар указала дулом пистолета на обессилившую девушку, лежащую подле одной из могил... Еще несколько мгновений он смотрел на несчастную Сондру... Губы ее дрожали в молитве, а рукой она сжимала маленький серебряный крестик... Затем он снова перевел взгляд на Скарлетт... Он знал, чего она добивается, но ни при каких обстоятельствах не согласился бы на ее условия...
Все последующее произошло слишком быстро... Казалось, даже в одну секунду... Скарлетт нажала на курок... Парень бросился к Сондре...
Дверь наконец-то поддалась, и Тимо ввалился в комнату. Остальные осторожно прошли следом. На полу растекались свежие лужицы крови, а на кровати билось в предсмертных судорогах тело несчастного. Глаза его распахнулись от невыносимой боли, но он, казалось, ничего не видел. Собственно, так оно и было. Взгляд его был устремлен в потолок, и друзей он просто не замечал. С каждой секундой он становился все бледнее, неудержимо сотрясаясь в луже собственной крови. Белые ладони отчаянно скребли залитую все той же кровью грудь.
- ДАВИД!!!
Фрэнки и Юри перехватили Шайна. Из глаз того брызнули слезы. Он почти ненавидел себя за то, что бросил друга в трудную минуту. Он пытался вырваться, но вокалист и барабанщик крепко держали его, хотя и у самих на глаза наворачивались слезы.
- Тимо, ты ему ничем не поможешь! Отпусти его! – пытался перекричать отчаянные вопли рэпера Циглер. – Он сам разрешил свою судьбу!
Скарлетт редко промахивалась... И сейчас попала очень метко, хоть и целилась совсем не туда и не в того человека... Хотя, возможно, даже совсем не целилась... Так точно можно попасть только, когда сам того не хочешь... Рука ее дрогнула, и пистолет упал, затерявшись в траве... Она опустилась на колени, закрыв лицо ладонями...
Пуля попала в шею Блэкхарта, который сейчас лежал на коленях Сондры, заливая ее белое платье кровью... Дикая, невыносимая боль, от которой перед глазами все плыло, пронзала его тело...
- Можешь вынуть пулю? – проговорил он, откинув с шеи волосы.
Девушка глубоко вздохнула и склонилась над ним... Гортань, видимо, была не задета, иначе он не смог бы говорить... Артерия и крупные сосуды также были целы... Выходного отверстия нет... Разорванная мышца... Пулевое отверстие... Осколок... Канал, ведущий к... Девушка всхлипнула и покачала головой... Этого она и боялась – любое вмешательство только бы ускорило... конец... Края раны постепенно принимали сероватый оттенок, словно из этого отверстия Смерть постепенно высасывала из него жизнь... Кровь темнела...
- Все настолько серьезно? – превозмогая боль, спросил парень.
- Безнадежно... Седьмой позвонок... – только и смогла выговорить Сондра.
- Что ж, - на мгновение он закрыл глаза и глубоко вздохнул, - в этом я не сомневался... А теперь слушай меня внимательно, иначе будет слишком поздно.
Теперь я знаю, что до этого у меня была довольно скучная жизнь. Но ты, ты приручила меня, создала узы, и моя жизнь словно озарилась солнечным светом. Теперь ты для меня единственная в целом свете. Твои шаги я мог бы различить среди тысяч других. Так долго я искал девушку, которую смог бы полюбить! В других городах, странах, а ты ведь жила на соседней улице... Возможно, для кого-то ты будешь обычной девушкой, но для меня ты одна дороже их всех. Ведь это тебя я защищал; ты спасла меня из застенков... Я прислушивался к тебе, даже когда ты умолкала. Ты – моя... Не зря говорят: зорко одно лишь сердце. Самого главного глазами не увидишь, - он на мгновение умолк, но затем продолжил: - Так странно... почему человек может умереть... когда он так любит?
- Я не знаю, Давид, - тихо сказала она, еле сдерживая слезы. – Не надо, пожалуйста...
- Нет, слушай... Ты всегда была со мной, любил ли я тебя, ненавидел или казался безразличным. Принимала меня таким, какой я есть. Прощала мне мои пороки. Без тебя я был совсем погибшим человеком. В тебе был весь свет, вся сладость и вся горечь жизни... Я знаю, ты очень гордый цветок, но, пожалуйста, не скрывай сейчас своих слез. Ты ведь итак никогда не плакала при мне, - девушка кивнула; что-то в ней оборвалось, и она больше не смогла сдержать ни слезинки. – Да, я люблю тебя. Моя вина, что ты об этом не знала. Но я ни разу не говорил об этом лишь потому, что нет слова, которое могло бы описать мои чувства. Любовь – слово, которое слишком мало говорит; оно – лишь капля в море. Любовь – это эгоизм! Посмотри на Скар... Я уверен, она любила меня не менее, чем ты, но она не смогла перенести «конкуренции»... и что из этого вышло? Мы лишь разрушили собственные жизни... Я не понимаю лишь одного: за что ты меня так любишь?
- А разве любят за что-то? Вот младенцы любят просто так... случайно...
Парень лежал неподвижно и молчал... Девушка тоже не смела нарушить тишину... Она опустила его на мягкую траву и легла рядом, прижавшись к нему всем телом... На некоторое время шею его свело судорогой... Боль стала невыносимой, но он сдерживал крик...
- Давид... – спустя некоторое время позвала она, но ответа не последовало.
Веки его опустились навсегда... Слезы скатились по щекам девушки и упали на омертвевшую грудь... Она сжала его ладонь и поднесла к своим губам...

Эпилог.

Следующим утром тело гитариста бесследно исчезло. Из новостей парни узнали, что в эту ночь погибла еще одна девушка – Скарлетт Фитц. По всей видимости она застрелись самостоятельно за два часа до того, как ее нашли на пороге ее же собственного дома.
Тимо, подавленный всей этой историей, уселся на кухне за стол, раскрыв ноутбук. На рабочем столе показался Word’овский файл без названия. Без особого интереса он открыл его и с удивлением уставился на открывшуюся страницу. Это было что-то вроде дневника, где его друг записывал все, что происходило в последнее время. Отсюда Шайн узнал о смерти Линке, о безумии пианиста и... о последних минутах его жизни. Последняя запись здесь шла от сегодняшнего числа. Но ведь Бонк умер задолго до того, как была сделана эта запись:
«Тимо, прости, что ничего тебе не рассказал... Да и за то, что так рано тебя покинул... Не знаю, зачем я во все это ввязался, но иначе на моем месте оказался бы ты... Именно тебя искала Скарлетт, чтобы отомстить за сестру... Бедняжка Адель в последнее время совсем выжила из ума, и это загнало ее в петлю... Не ее вина, что последним она произнесла не то имя...
За городом есть заброшенное кладбище подле маленькой часовни. Это мое последнее пристанище. Точнее, наше... Именно здесь прошлой ночью я был венчан смертью с благословения луны...»
Шайн вспомнил эту ночь. По началу он не обратил на это внимания, но буквально через несколько минут после его смерти, когда на руку гитариста упал лунный свет, на безымянном пальце сверкнуло золотом кольцо...
***
«Судьба – это не банальная череда событий, это набор испытаний. И чтобы пройти их с честью, мы должны знать, в чем подлинный смысл страданий, выпавших на нашу долю. Путешествие духа, движение по тонкой грани, где с одной стороны – страдания и смерть, а с другой – знание и истинная любовь. Будда говорил: «Мир – это страдание». Но он же говорил и другое: «Мир – это иллюзия». Значит ли это, что само наше страдание иллюзорно? И как тогда найти дорогу к своему счастью?»(с.Анхель де Куатьэ)

Фик замечательный... раньше я бы сказла, что это бред психа, но сейчас.... мне понравилось, честно, очень.... правда.... такие чувства... но так как я Мисс Тормоз, я тут многое не заметила и пропустила.... поэтому полной картины наверно не представляю... но мне очень понрвилось... честно...